Освальд: «Ему нравилась ее покорность, это молчание было словно смирением или осознанием происходящего, но от нее никто и не требовал слов. Были ли они нужны? Может быть… С ними было так интересно, когда ее пафосный ротик то и дело исторгал очередное громогласное заявление основанное ровно ни на чем. Знает ли с кем он так разговаривает? Знает. Со шлюхой. Знает ли он что ему за это будет? Знает. Ничего.»

Ситара: «Ненависть. Бурлила где-то на задворках гаснущего сознания, добавляя происходящему отнюдь не отвращения... Удовольствие. Изюминку. Каждый рывок, каждое движение обжигали. Лишиться анальной девственности с добрым дядюшкой Освальдом. С глупым и наивным кошельком, коим она его считала. Немыслимо. Давать в задницу человеку, который отобрал мечту отца... Немыслимо. Получать от происходящего фейерверк эмоций, утопать в ощущениях и не желать это останавливать... Немыслимо. Но всё в этом доме, в доме этого ненавистного тирана казалось возможным, всё немыслимое.»