— Особенная? Еще какая, — его голос прозвучал низко и густо, как шёпот в тёмной комнате. Ладонь, лежащая на её голове, была не столько инструментом контроля, сколько проводником наслаждения, ощущая каждую вибрацию, исходящую от её тела. Её исповедь — сначала о падении, а затем о вознесении в новой роли, роли, центром которой был он, — польстила его эго куда сильнее, чем любые премии или хвалебные рецензии. Это было признание его власти над самой тканью её существа. И слышать такое признание было чистейшим кайфом, что ни один наркотик не смог бы повторить его эффект.

Плотно сжатыми губами, пальчиками, чьи ноготки впивались в мужское колено, чувствительными подушечками пальцев другой руки, продолжавшей скользить по крепкому члену, а главное, собственными ушами, улавливающими учащённое дыхание Сайласа, девушка чувствовала и слышала приближение его оргазма. Это было даже лучше, чем кончить самой… Почему-то Эйприл всякий раз ловила себя на этой мысли, упиваясь тем, как хорошо Муну. Она сильнее налегала губками, всасывая его член всё глубже, обхватывая крепче, причмокивая громче и чаще. Ещё немного. Этот миг пронзительной откровенности между ними был так близок и желанен…